«Я живу на аккумуляторах.
Легким движением он крепится в протез, и искусственная рука начинает работу. Сжатие-разжатие, вращение в обе стороны — этого достаточно чтобы одеваться, готовить, зарабатывать деньги и тратить их.
Одного аккумулятора хватает на сутки.
Собраться в дорогу. Успеть на кофе по дороге к телетрапу. Очароваться новым городом. Улыбнуться сотне людей. Посмотреть на звезды. Развалиться морской звездой в комнате с видом, которого в твоей памяти еще нет.
Проснуться.
Пока держит аккумулятор».
Сегодня жизнь Алексея напоминает жизнь рок-звезды
(или Тони Робинса):
он колесит по всей стране от Калининграда до Дальнего Востока, выступает на больших сценах, вдохновляет тысячи людей, возглавляет крупнейшую общественную организацию «Инклюзивный ресурсный центр», проводит тренинги для Центробанка и курирует бесчисленное количество инициатив, включая медиапроект по развитию инклюзивного блогинга «Город возможностей», выводящий тысячи людей из «тени инвалидности».
Так было не всегда — в далеком 2008 году он был уверен, что его жизнь кончена. Трагический эпизод лишил его обеих рук — и веры в светлое будущее.
«Откровенно говоря, я получил инвалидность по глупости.
Мне было 18, увлекся экстремальными городскими играми, и в рамках выполнения одного из заданий залез на радиовышку, будучи уверенными, что она отключена, но получил разряд в 10 тысяч вольт. Это смертельная «доза» для человека, но мироздание сделало исключение и мне «всего лишь» сожгло руки — и это не ирония. Я выжил. Статистика летальных исходов в таких случаях — 99,9%. Медики были сильно удивлены.
Конечно, первое время, когда врачи говорили, что мне «повезло» спастись — казалось, что надо мной издеваются. О каком везении может идти речь, если у меня теперь нет рук?
Организаторы тех игр уверяли, что во время их проверки вышка была не под напряжением. Я не стал судиться — мне было не до этого.
Несколько лет после, в целом, стали самыми тяжелыми в моей жизни.
Ампутации, реампутации, пластические операции — это только вершина айсберга.
Психологическая реабилитация намного сложнее физической и занимает в разы больше времени.
Я был молодым перспективным парнем с огромным кругом общения и увлечений, вектор моей жизни на ближайшие годы был мне, плюс-минус, понятен: университет, работа в крупной компании, потом свой бизнес. Травма перечеркнула все мои радужные планы.
Поэтому первый год я был просто раздавлен. Я даже собирался взять академический отпуск, чтобы с чистой совестью оплакивать крушение своих надежд — благо, родители этого не допустили. Уже через 3 месяца я вернулся в ВУЗ, и, хочешь не хочешь, пришлось учиться жить с учетом новых обстоятельств.
Сейчас я понимаю, если бы этого не произошло — я бы расквасился, задепрессовал и, скорее всего, так и остался бы дома. Поэтому
первый шаг — выйти в люди».
Слово «инвалид» триггерит, когда ты еще не прожил травму.
Сейчас мне без разницы, как меня называют — хоть инвалид, хоть человек с ограниченными возможностями (хоть с безграничными), я люблю посмеяться над собой и с удовольствием это практикую.
Первые же несколько лет я страшно обижался на любые случайно брошенные в компании фразы о руках и об их отсутствии («у тебя что рук нет», «руки не отвалятся!») — вы удивитесь, как часто мы используем их в обычной жизни. Я был вне себя! «Они что забыли, что У КОГО действительно нет рук?!».
Но любую рану нужно прижигать — и душевную тоже. Лучшее средство — юмор. А еще — увлечения.
Тем, кто попал в трудную жизненную ситуацию я советую найти что-то, что будет вас по-настоящему захватывать.
Для меня таким занятием стали интеллектуальные игры «Что? Где? Когда?». Оказалось, что за столом игроков неважно есть у тебя руки или нет — важен твой интеллект, эрудиция и быстрота реакции. Так ко мне начала возвращаться уверенность, и — удивительно — но еще и бытовые навыки.
Меня совершенно не вдохновляла идея учиться надевать носки одними ногами и пользоваться общественным транспортом, но вот делать это, чтобы попасть на игру — очень даже.
Самое сложное — преодолеть психологическую инвалидность.
Кроме протеза, который «умеет двигаться», первое время на другой руке я носил еще протез-камуфляж — он выполнял чисто декоративную функцию, был дико неудобным, но создавал при этом спасительное ощущение, что я «такой же, как все».
Сегодня я прекрасно живу без него, а отсутствие рук стало восприниматься мной просто как особенность внешности — как для кого-то цвет глаз или волос, не более того.
Моя работа сегодня —
придумать проект, идея которого вдохновит спонсоров и все прогрессивное человечество обратить внимание на определенную социальную проблему. И сделать всё, чтобы на этот проект нашлись деньги, люди и ресурсы.
В какой-то момент я задался вопросом — а почему люди с инвалидностью сами не могут быть волонтерами? Почему они всегда в позиции «благополучателей»?
С этого началось создание проектов, в которых могли участвовать одновременно люди и с ОВЗ и без.
По-хорошему, людей с ОВЗ должно быть меньшинство в инклюзивных проектах.
Да, они должны быть комфортными и полезными для колясочников, незрячих и глухих, но с другой стороны — они должны быть реально интересными для людей, не имеющих инвалидности. Чтобы они присоединялись к нашим турпоходам и балам не из высокого чувства толерантности. Потому что нельзя находиться на одной ступени с тем человеком, которого ты жалеешь внутри себя. Это неравенство, и оно никогда не станет хорошим началом для дружбы.
А значит сам формат наших событий должен нравиться. Чтобы люди, возвращаясь из адаптированной гончарной мастерской, рассказывали дома что-то вроде: «Вау, я сегодня сам сделал две настоящих керамических чашки! Будет что матери на восьмое марта подарить. А еще в мастерской за соседними кругами работали несколько колясочников. Представляете, они нормальные совершенно парни! Шутят, что всю жизнь сидят на колесах. Тоже альтернативу слушают. На выходных договорились „Лигу справедливости“ вместе посмотреть».
С этого и начинается здоровое общество.
Мы можем смотреть на мир по-разному или не смотреть вовсе. Это не значит, что у нас нет шанса увидеть друг друга.
Вот я и создаю этот шанс.
Россия действительно созрела для инклюзии.
И дело не только в модной толерантности. У нас уже сейчас в каждом городе от 5 до 8% людей с инвалидностью. Более того — этот показатель постоянно растёт.
На помощь инвалидам уходит много денег. Только моя рука стоит сейчас 1,3 миллиона рублей.
Мы живём не во времена Спарты — меня нельзя просто так взять и сбросить со скалы
(хотя на Кавказе как-то пытались).
Но что, если люди с ОВЗ будут не только получать свои пенсии, но и сами будут экономически и социально активными?
Через 30 лет примерно каждый десятый ребёнок будет рождаться с инвалидностью — это суровая статистика и действительно большой процент населения.
Если не заложить фундамент изменений прямо сейчас, то через 30 лет эти 10% населения будут просто иждивенцами, сидящими в четырех стенах.
Трудность в настоящий момент не столько в том, что очень небольшой процент компаний готов трудоустраивать людей с инвалидностью, а в том, что люди с инвалидностью намного менее конкурентоспособны.
Это объективная реальность.
Поэтому мы создаем для них тренинговые
программы, обучающие курсы и инклюзивные проекты, которые позволят им
реабилитироваться, набраться нужных навыков и социализироваться, захотеть жить активно.
Сегодня не проблема чему-то научиться и что-то освоить — если ты правда этого хочешь.
Основная проблема — именно в мотивации.
Мало получить протез — после этого нужно сделать шаг в мир, навстречу людям.
Никакая, даже самая полезная, общественная деятельность не может держаться на чистом альтруизме — я не верю в такую мотивацию.
Важно самому получать удовольствие от происходящего.
Сейчас я выстроил вокруг себя тот образ жизни, который мне безумно импонирует.
Буквально за последние 2 недели я выступил в Ханты-Мансийске, затем в Краснодаре и уже собираюсь лететь в Москву. Мне нравится путешествовать, общаться с новыми людьми, гулять по новым городам — теперь это часть моей работы, и я действительно наслаждаюсь этим. При этом я помогаю людям, развиваю инклюзивные практики и чувствую себя полезным. И это тоже часть моей реабилитации.
Круто, что так получается — но это и про мой личный интерес. Если вы идете в инклюзию, как пришёл я, вы должны понять и прочувствовать, что от этого будете получать лично вы.
Любая успешная деятельность — это сочетание благой цели и эмоционального (а также денежного) профицита.
Это моё мнение.
На главной сцене Екатеринбурга с мотивационным стендапом «Инклюзия из первых рук».
Фото — Георгий Сапожников, портал Культура.екатеринбург.рф
«Незнакомые люди часто и громко восхищаются мной.
Они говорят: «Леша, ты такой молодец! Живешь и радуешься, несмотря на все эти ограничения и протезы. Респект, братан!».
Эта похвала приятна, но не воспринимается мной, как заслуженная
— подумаешь, рук нет. Столько людей, судя по их поступкам, вообще без мозгов живут. И ничего — справляются как-то».
О чем я мечтаю?
Я не знаю, как отвечать на этот вопрос. Для меня мечтать — это когда ты что-то хочешь, но не имеешь плана реализовывать. А я привык ставить цели и достигать их.
На свою мечту нужно работать не покладая рук — даже когда их нет.
Фото/интервью: Юлия Отрощенко